Важнейшие открытия Джозефа Листера

  Двести лет назад производить оперативные вмешательства было очень рискованно: было очень большое число инфекционных осложнений. Учитывая высокую смертность — до 50%, сами хирурги решались на операцию только в самых крайних случаях.
И да, Антони Левенгук увидел под микроскопом мельчайшие микроорганизмы, но для понимания того, что они могут быть причиной заболеваний еще не дошли. На микробы смотрели не столько как на врагов, а как интересные микроскопические находки. Игнац Земмельвейс пошел против всего научного мира, предложив обрабатывать руки врачей в роддомах, чем снизил смертность более чем в 7 раз. Луи Пастер писал о множестве микроорганизмов в воздухе и на предметах, исследовал процессы брожения… Мир ждал Джозефа Листера.

А в чем, собственно проблема?

У нас с вами есть естественный барьер — кожа и слизистые, которые в норме защищают нас от чужеродных микроорганизмов.
Во время операции этот барьер нарушается, с внешней средой контактируют органы и ткани. Если не предпринять способов защиты от инфекции — очевидно, будет осложнение.

Пока причину в микробах не видели — и мер профилактики никаких не было. В том что хирург оперировал в грязном фартуке, заляпанном кровью и с грязными руками, не видели ничего необычного. Ну а то, что умирает каждый второй… Ну так причина в чем то другом (чем только не объясняли, начиная с фазы луны и заканчивая расположением операционной). Поэтому к операции прибегали в том случае, когда без нее пациенту грозила верная смерть. Хирурги вообще рассматривали нагноение как процесс нормального заживления ран (поэтому целью перевязки в то время была именно защита от кислорода). «A pus bunum et laudabile» — хорошее и желательное нагноение. Так вот «хорошее» нагноение врачей не тревожило. Настораживались только, если воспаление принимало гнилостный характер.

  Вполне понятно, что большое количество смертей после операции покоя врачам не давало. На рекомендации Игнаца Земмельвейса (всего лишь!) просто обрабатывать руки перед осмотром рожениц раствором хлорной извести мировая общественность ответила резкой критикой. Осмеян и оклеветан, он не добился признания при жизни. Пражская школа врачей признала простую истину только через 37 лет!

Джозеф Листер — основоположник антисептики

  Джозеф Листер родился 5 апреля 1827 года в Уптоне, Англия. Стоит сказать об его отце — Джоне Джексоне Листере. Женившись на школьной учительнице, он купил имение в Уптоне, где и родился Листеров четвертый ребенок — основоположник антисептики.

Наверняка мы бы не знали Джозефа Листера, если бы не его образованный и разносторонний отец. Несмотря на то, что зарабатывал он продажей вина, он был очень образованным для своего времени человеком, хорошо зная четыре языка. Еще более удивительно то, что этот одаренный человек в часы досуга занимался различными естественно-научными опытами. Именно он открыл ахроматические линзы, которые позволили усовершенствовать микроскоп (наверное отсюда и появилась тяга его сына к микроскопии).

  Влиянию отца следует приписать и первые работы Джозефа Листера, которые были посвящены исследованиям с помощью микроскопа.
  Школа будущему отцу антисептики далась легко, еще ребенком он решил стать хирургом. Решение было вполне самостоятельное, ибо никто из родственников врачом не был. Да и отцу это поначалу не понравилось.
  В 1844 году Листер окончил среднюю школу и поступил в Лондонский университетский колледж.
  Медицине в Англии обучали следующим образом. Начиная с первого курса студенты выбирали себе специальность и начинали посещать хирургические клиники. Листер приступил к изучению хирургии после появления средств для наркоза. Это дало возможность проводить операции медленнее (кстати, Листер всегда в последующем оперировал довольно медленно, тщательно). Вообще в середине 19 века хирургия была оперативным мастерством. Листер восхищался тонкой технике проводимых операций. Но вот послеоперационные осложнения… Когда из операционной он шел в палату, то наблюдал многое такое, что наводило на начальные мысли. Было большой удачей, если после операции больной выздоравливал без рожистого воспаления, абсцесса или госпитальной гангрены.
Очевидно, что в таких обстоятельствах хирурги должны были обладать большим мужеством, чтобы браться за операцию, если она не диктовалась крайней необходимостью.
  Эпоха, в которой начинал свою профессиональную деятельность Джозеф Листер, характеризовалась победой материализма над идеализмом с его метафизическими понятиями. Практическая медицина теперь опиралась на науку. Очень большое влияние имело появление медицинской прессы. Так в 1832 году в Англии вышел первый номер журнала «Lancet».

  После продолжительного обучения в колледже Листер отправляется набираться опыта из Лондона в Эдинбург. Поначалу он относился к провинциальной школе хирургов довольно пренебрежительно. Пока не познакомился с главой эдинбургской школы, Саймом. Он был одним из лучших хирургов того времени и организация службы в Эдинбурге была на уровне. И если в университетском колледже Лондона было 60 коек, то в Эдинбургском госпитале их было 200.

  В дальнейшем хорошие отношения Листера с Саймом оказало большое влияние на его дальнейшую жизнь.
  В апреле 1856 года он женился на дочери Сайма, Атессе. После брака пара поехала в путешествие по Европе. Листер посетил важнейшие медицинские школы Европы: побывал в Милане, где увидел огромный госпиталь на 3000 коек, посетил берлинскую клинику офтальмолога Грефе. На тот момент ему было 29 лет, но у него уже было имя, он имел ряд научных трудов.

  Вернувшись в Эдинбург, Листер вновь возобновил чтение лекций. Число слушателей все увеличивалось. Вскоре Сайм совершенно передал Листеру своих больных. И хотя Лимстер был перегружен своими занятиями, он находил время научным изысканиям. авторитет его постоянно возрастал.
  Вскоре Листера пригласили на кафедру хирургии в Глазго, где в 1860 году был утвержден профессором. Именно здесь он в последствии создаст открытия, которые принесут ему славу еще при жизни.

  Как говорилось ранее, о причинах возникновения внутрибольничных инфекций не знали. По непонятным тогда причинам в одних госпиталях осложнений было меньше, другие же считались «нездоровыми». Были случаи, когда администрация применяла решение снести здание, где было большое число осложнений и построить новое. Госпиталь в Глазго относился к числу самых «нездоровых» в королевстве.
  Так как не было понимания сущности этих болезней, обстановка в больницах легко способствовала переносу воспалительного процесса от больного к больному. Госпитальные болезни хирурги воспринимали как неотвратимое зло. Врачи догадывались, что переполненность в палатах больных с гнойными ранами влияет на распространенность госпитальных болезней. Старались отводить для каждой койки большое пространство, стремились более или менее поддерживать чистоту. Хотя понятие чистоты тогда было иным: помыть руки с мылом считалось более чем достаточным.
  Так уж сложилось, что окна госпиталя в Глазго выходили на кладбище, где очень неглубоко были похоронены умершие от холеры. Ничего удивительного, что в такой гигиенической обстановке смертность достигала 60%. Современник Листера, Джеймс Симпсон писал по этому поводу: «Человек, ложащийся на операционный стол в наших госпиталях, подвергается большей опасности, чем английский солдат в боях под Ватерлоо».
  Очевидно, что такое положение дел заметно тормозило прогресс хирургии.

А как в 19 веке вообще лечили раны?

  В середине 19 века была убежденность, что природа способна сама устранять осложнения раны. Хирурги видели разницу в заживлении открытых и закрытых переломов. Причем открытые переломы заживали значительно тяжелее. Было обращено внимание, что наличие открытой раны способствует проникновению «чего-то», что мешает заживлению. В конце концов пришли к выводу, что это «что-то» — воздух. Ну и отсюда два основных метода лечения раны: сблизить края раны максимально, чтобы сформировалась корочка или лечить рану под плотной повязкой. Хирурги разделились на два лагеря. Одни предпочитали первый метод, другие — второй. Придерживаться первой методики старался и учитель Листера — Сайм. При таком методе рана герметизировалась, нарушался отток раневого отделяемого, она начинала сильно гноиться.
  Вообще слово «антисептика» в то время было уже известно. И этим словом обозначали все, что препятствует гниению. О гниении было известно еще первобытным людям. В Древнем Египте методы, препятствующие гниению проявились в способах бальзамирования.

Ну а как и что применяли для антисептики в середине 19 века?

  Распространена была бензойная кислота, входившая в состав «бальзама фриара». Применялся также этиловый спирт, хлорная известь, реже раствор йода. Кстати, наш соотечественник — Николай Иванович Пирогов, также приходил к мысли, что причиной болезней нагноения являются «миазмы», или «ферменты». Он предположил, что миазмы могут быть перенесены из раны в рану перевязочным материалом, бельем, через руки и инструменты хирурга. Пирогов ввел в практику обработку этиловым спиртом, йодной настойкой, хлорной известью, что уже близко подходило к микроскопической теории нагноения.

Во Франции как антисептик применялся раствор карболовой кислоты(фенола). Именно этому веществу предстоит совершить скачок в хирургии. Французская академия наук провела испытания карболки, как предотвращающей гниение и брожение. Аптекарь Жюль Лемер предложил использовать карболовую кислоту для хранения пищевых продуктов, а также против различных заболеваний в больницах. Но… В Англии об этих работах еще не знали, как и не знал о них Листер.
  Стоит ли удивляться, что Листер сначала придерживался тех же методов лечения, что и его современники.
  Но благодаря одному случаю в понимании процесса у Листера произошел перелом. Его друг, профессор химии, доктор Андерсон обратил внимание на труды Луи Пастера по гниению и брожению. И хотя работы Пастера были тогда широко известны, хирургов они не интересовали (полагали, что они важны лишь для химиков). Не обращал внимание на эти труды и Листер. Однако, под влиянием Андерсона у Листера появилась мысль, самая ключевая для всей медицины: между микробом и нагноением раны есть прямая зависимость.
  Андерсон доставил Листеру немного сырой карболовой кислоты, применяемой для обработки сточных вод. Листер решил попробовать применить ее для лечения сложных переломов. Он покрыл раны куском ваты, пропитанной не разведенной карболовой кислотой. Снаружи накладывалась свинцовая пластина, затем укреплялось все пластырем. Это была первая антисептическая повязка Листера.

  Вскоре выявились недостатки: не разведенная карболовая кислота раздражает ткань. Листер стал разбавлять очищенную карболовую кислоту. Водный раствор применялся для промывания раны, а масляный — непосредственно для повязки. Вообще маслянистые растворы оказались для раны наиболее удобными.
  Листер решил усовершенствовать повязку. Растворил в льняном масле карболовую кислоту и добавил мел (всем известная оконная замазка — это как раз мел с льняным маслом). Эту массу он наносил на оловянную пластинку и прикладывал к ране.
  После введения этих антисептических методов палаты в Глазговском госпитале преобразились. В течение девяти месяцев не было ни одного случая госпитальной гангрены, сепсиса и рожи.

В 1869 году в судьбе Листера вновь наметились перемены. В связи с перенесенным инсультом, доктор Сайм предложил место профессора хирургии Листеру. Постоянно работая и исследуя, Листер разработал распылитель, или пульверизатор. Он считал, что все бактерии патогенны и распространяются через воздух. Поэтому предложил способ обеззараживания. Поначалу распылитель был очень простым, а затем все более усложнялся. В дальнейшем Листер стал склоняться в отмене спрея, так как эффективность разбрызгивания карболовой кислоты не подтвердилась. К тому же фенол оказался вредным для персонала (сейчас он не применяется — ядовит).

Введенная Листером раневая повязка — марля, пропитанная раствором карболовой кислоты, стала широко применяться в европейских клиниках. Хуже всего восприняли нововведение соотечественники Листера.
  В 1877 году скончался Фергюссон, профессор хирургии в Королевском колледже. Занять местно предложили Листеру, который был уже на пике славы. Удивительно, что антисептика на тот момент была признана во всей Англии, кроме одного места — Лондона. Переехав в Лондон, Листер в дальнейшем занимался пропагандой своих методов. Причем наибольшей враждебностью к новым методам лечения обладали медсестры и сиделки. Врачи же с большим доверием стали относиться к новшествам после проведения автором нескольких успешных операций.
  После внедрения антисептических методов оперировать стало безопаснее, все чаще хирурги прибегали к вмешательству, а пациенты чаще соглашались на операцию. В хирургию поверили. Поверили как пациенты, так и сами хирурги (стала развиваться абдоминальная и торакальная хирургия).

  Стоит сказать, что Листеру, в отличие от Игнаца Земмельвейса, повезло: его заслуги были высоко оценены при жизни. До шестидесятипятилетнего возраста он возглавлял кафедру в Королевском колледже. После ухода с кафедры в 1892 году он очень редко возвращался к практической работе, иногда читая лекции. До своей смерти в 84-летнем возрасте жил спокойно в деревне.
  Был погребен в Вестминстерском аббатстве, рядом с могилой Чарльза Дарвина и Уатта.

  Сейчас антисептиками никого не удивишь, они есть практически в каждой домашней аптечке. Без антисептики современная хирургия не смогла бы добиться тех успехов, которыми сейчас гордится. Переливание крови, пересадка сердца и почек, операции на головном мозге. Не говоря уже про пластические операции. Без антисептики это было бы невозможно.

  Кстати, студент Листер был в числе наблюдателей на первой хирургической операции под эфирным наркозом, которую в 1846 году проводил «самый быстрый скальпель Англии», легенда своего времени — Роберт Листон.

---